Мария Федоровна Андреева
Актриса, общественный деятель.
Отец Мaрии Федоровны Андреевой (урожд. Юрковской, в первом замужестве Желябужской) был режиссером Александринского театра, на этой сцене служили ее мать и сестры. В 18 лет она уже играла в казанской антрепризе Медведева. Выйдя замуж за крупного чиновника, отказалась от профессиональной карьеры, но выступала как любительница — сперва в Тифлисе, потом в Москве, войдя в состав Общества искусства и литературы.
С декабря 1894 г. была партнершей Станиславского в его постановках “Светит, да не греет” (Оля Василькова), “Уриэль Акоста” (Юдифь), “Бесприданница” (Лариса), “Потонувший колокол” (Раутенделейн), “Самоуправцы” (жена князя Платона).
Станиславский пестовал в этой красавице, с исключительными сценическими данными для ролей “героинь”, способность смирять самолюбие, растил качества “серьезной работницы”.
В труппе МХТ в первый сезон, кроме повторенных тут ролей из репертуара Общества, она сыграла Порцию в “Венецианском купце” и эффектную, беспощадную героиню “Эдды Габлер”. Спектакли не имели того отклика, который сопровождал “Царя Федора” и “Чайку”.
Ее хвалили за стильность облика Оливии в “Двенадцатой ночи” (1899), за лиричность и глубокую трогательность Кэте (“Одинокие”, 1899), замечая, впрочем, что замыслу Гауптмана и образу бедняжки-мещаночки вряд ли на пользу властное очарование артистки.
Весною 1900 г. в Ялте, во время гастрольной поездки МХТ, она произвела большое впечатление на Чехова. В “Трех сестрах”, которые он вскоре передал в театр, он ей назначил Ирину, и роль стала одной из лучших работ актрисы: острота мечтательности; терпение, которым не удается скрыть тайную и сильную отчужденность от всего, что вокруг; порывистость натуры; повышенный болевой порог души. В ходе гастролей 1900 г. сыграла также Нину Заречную в “Чайке”.
Тогда же произошло ее знакомство с Горьким. Он впервые увидел ее в “Эдде Габлер”, поспешил за кулисы: “Черт знает как вы великолепно играете!”. Появление Горького перестроило всю жизнь актрисы. Вместе с ним Андреева примыкает к революционному движению и, от преданного ей мецената Художественного театра С. Т. Морозова, получает деньги на издание большевистской газеты “Искра” и другие нужды партии.
Она по-прежнему занята в театре: не сходят с репертуара “Одинокие” и “Три сестры”, в конце 1902 г. она играет премьеру “На дне” (Наташа). Среди ее ролей — Лель в “Снегурочке”; упорная, раздраженная труженица, старая дева Микалина в “Микаэле Крамере”; нервный декадентский силуэт — Вера Кирилловна в спектакле “В мечтах”.
Но актриса не была удовлетворена ни своим положением в театре, ни самим театром. В ее поведении столько же от новейших политических тенденций, сколько и от традиционной “власти женщин”, которой так опасались создатели МХТ. Она играет в “Вишневом саде” Варю, но едва ли не разделяет раздражения Горького, который в новой пьесе Чехова слышит только отыгранные тоскливые мотивы (“а — о чем тоска — не знаю”).
Взрыв разражается после того, как МХТ знакомится с “Дачниками” Горького и не видит возможности поставить их. Андреева с лета 1904 г. берет отпуск на год. Вместе с Горьким и с Саввой Морозовым ждет, что за ними пойдут строить новое театральное дело многие, может быть, Качалов, и даже Станиславский.
“Великая мутила”, как назвал ее в эту пору Немирович-Данченко, еще появится в театре с начала сезона 1905/06 г., сыграет обличающую и пророчествующую Лизу в “Детях солнца” (1905), но будет смущать остальных своим явным неуважением к театральным заботам в пору баррикад. После поражения декабрьского восстания Андреева вместе с Горьким в начале 1906 г. перебирается за границу — снова с партийными поручениями.
Ее желание вернуться в МХТ, выраженное в 1913 г. не встретило поддержки, и это вновь обострило исчерпанный было, после встреч со Станиславским на Капри, (1911) конфликт Горького с театром. По возвращении в Россию Андреева ненадолго вступила в Свободный театр Марджанова; в дальнейшем играла в Киеве у Н. Н. Синельникова, с 1915 г. — в Москве у Незлобина. После Октября актриса-большевичка стала “комиссаром театров и зрелищ в Петрограде”. В созданном при ее участии Большом Драматическом театре играла с 1919 по 1921 г.
В ее наследие, кроме содержательной переписки, входят воспоминания о Станиславском и Горьком.
С декабря 1894 г. была партнершей Станиславского в его постановках “Светит, да не греет” (Оля Василькова), “Уриэль Акоста” (Юдифь), “Бесприданница” (Лариса), “Потонувший колокол” (Раутенделейн), “Самоуправцы” (жена князя Платона).
Станиславский пестовал в этой красавице, с исключительными сценическими данными для ролей “героинь”, способность смирять самолюбие, растил качества “серьезной работницы”.
В труппе МХТ в первый сезон, кроме повторенных тут ролей из репертуара Общества, она сыграла Порцию в “Венецианском купце” и эффектную, беспощадную героиню “Эдды Габлер”. Спектакли не имели того отклика, который сопровождал “Царя Федора” и “Чайку”.
Ее хвалили за стильность облика Оливии в “Двенадцатой ночи” (1899), за лиричность и глубокую трогательность Кэте (“Одинокие”, 1899), замечая, впрочем, что замыслу Гауптмана и образу бедняжки-мещаночки вряд ли на пользу властное очарование артистки.
Весною 1900 г. в Ялте, во время гастрольной поездки МХТ, она произвела большое впечатление на Чехова. В “Трех сестрах”, которые он вскоре передал в театр, он ей назначил Ирину, и роль стала одной из лучших работ актрисы: острота мечтательности; терпение, которым не удается скрыть тайную и сильную отчужденность от всего, что вокруг; порывистость натуры; повышенный болевой порог души. В ходе гастролей 1900 г. сыграла также Нину Заречную в “Чайке”.
Тогда же произошло ее знакомство с Горьким. Он впервые увидел ее в “Эдде Габлер”, поспешил за кулисы: “Черт знает как вы великолепно играете!”. Появление Горького перестроило всю жизнь актрисы. Вместе с ним Андреева примыкает к революционному движению и, от преданного ей мецената Художественного театра С. Т. Морозова, получает деньги на издание большевистской газеты “Искра” и другие нужды партии.
Она по-прежнему занята в театре: не сходят с репертуара “Одинокие” и “Три сестры”, в конце 1902 г. она играет премьеру “На дне” (Наташа). Среди ее ролей — Лель в “Снегурочке”; упорная, раздраженная труженица, старая дева Микалина в “Микаэле Крамере”; нервный декадентский силуэт — Вера Кирилловна в спектакле “В мечтах”.
Но актриса не была удовлетворена ни своим положением в театре, ни самим театром. В ее поведении столько же от новейших политических тенденций, сколько и от традиционной “власти женщин”, которой так опасались создатели МХТ. Она играет в “Вишневом саде” Варю, но едва ли не разделяет раздражения Горького, который в новой пьесе Чехова слышит только отыгранные тоскливые мотивы (“а — о чем тоска — не знаю”).
Взрыв разражается после того, как МХТ знакомится с “Дачниками” Горького и не видит возможности поставить их. Андреева с лета 1904 г. берет отпуск на год. Вместе с Горьким и с Саввой Морозовым ждет, что за ними пойдут строить новое театральное дело многие, может быть, Качалов, и даже Станиславский.
“Великая мутила”, как назвал ее в эту пору Немирович-Данченко, еще появится в театре с начала сезона 1905/06 г., сыграет обличающую и пророчествующую Лизу в “Детях солнца” (1905), но будет смущать остальных своим явным неуважением к театральным заботам в пору баррикад. После поражения декабрьского восстания Андреева вместе с Горьким в начале 1906 г. перебирается за границу — снова с партийными поручениями.
Ее желание вернуться в МХТ, выраженное в 1913 г. не встретило поддержки, и это вновь обострило исчерпанный было, после встреч со Станиславским на Капри, (1911) конфликт Горького с театром. По возвращении в Россию Андреева ненадолго вступила в Свободный театр Марджанова; в дальнейшем играла в Киеве у Н. Н. Синельникова, с 1915 г. — в Москве у Незлобина. После Октября актриса-большевичка стала “комиссаром театров и зрелищ в Петрограде”. В созданном при ее участии Большом Драматическом театре играла с 1919 по 1921 г.
В ее наследие, кроме содержательной переписки, входят воспоминания о Станиславском и Горьком.
